Старые стихи 2

Родился, вырос, жил и помер…
Никто его и не запомнил.
Никто не плачет на могиле:
«Ах, боже мой, за что убили?»

Лишь только снег кружит над гробом,
Морозит кровь, что лед давно уж.
И у земли разверзлось чрево.
От ныне домом станет небо.

Отныне свет и тьма — одно,
Отныне все дорешено.
Отныне нету должников,
Как нет друзей и нет врагов.

* * *

Умолк удушливый день
На землю падает тень
И под ее покров
Стремится стая снов

Уж пожелтела листва
И возвращаться пора
Но, покидать этот мир
Я не хотел бы один

* * *

Там где мы были, и где нас любили
Нынче пристанище ветра и пыли.
Нету ни смеха, ни грусти, ни слез.
Здесь даже шум достояние грез.

Здесь все спокойно, красиво и зябко.
Вот пожелтела от время тетрадка,
Вот мое кресло, вот старенький плед,
Ветхий свидетель постельных побед…

* * *

Мы все когда нибудь уйдем.
Кто просто в даль,
Кто в глубь,
Кто в высь.

Мы все когда нибудь поймем
Ту тайну
Что скрывает
Жизнь.

Нас всех страшит
Не ведомый порог.
И первый шаг
За грань, что без возврата,

И долгий путь за горизонт
Что так далек,
И пламя адово,
И райская прохлада.

* * *

Жизнь от рожденья не приемлет смерти,
И верим мы в то что пришли на век.
Но век всего одно, одно мгновенье
И в бесконечность устремлен наш бег.

А мы бежим к неведомому краю,
Спешим успеть за горизонт.
Не замечая как друзей теряем,
По трассе жизни уходя в обгон.

И трубный глас уже нам слышен,
И не укрыться от печали похорон.
Мы стали к краю много ближе,
И машет нам рукой старик Харон…

* * *

Ни старую даму с косою,
Ни черепа страшный оскал,
А девушку, в платье, босую,
По имени «Смерть» повстречал.

Прекрасные черные брови,
И кожа нежнее чем шелк.
Сказала «Пойду я с тобою
Куда бы нас путь ни завел.»

Так нежно губами коснулась
Истерзанной, голой души,
Что все в один миг развернулось
И розами стали шипы.

Старые стихи

И нервы как струны,
И сердце как воск.
Из раны хлещет кровь на постель.
Я просыпаюсь в холодном поту
Спеша открыть тебе дверь…

* * *

Замолк аккорд, умолкли струны,
И песня, душу теребя,
Ушла в ничто. Прошли минуты,
А может быть прошли года.

Рука покой не потревожит
Шести стальных воловьих жил.
Любовь ушла, любовь не сможет
Наполнить звуками эфир.

Иссякли реки слов и рифмы,
Не потревожит лист перо.
Иссякли чувства, думы, мысли…
Зачем писать? И для кого?

* * *

Я знаю ваши мысли, я знаю Вашу боль.
Но все таки я лишний — у Вас другой король.
У Вас другие боги, другие небеса,
И в Вашем небосводе уже гремит гроза.

Пусть я не в праве выйти, к Вам, со своим зонтом,
Об этом сообщите Вы мне, потом, потом…
Пока, со мной, укройтесь, от пелены дождя.
Я буду с вами рядом. Всегда, всегда, всегда…

* * *

Она не хочет думать обо мне,
И для нее все наши встречи лишни.
Она читает книги при луне,
И пишет песни черенком от вишни.

В ее гитаре, третья струна
Порвалась, но она не замечает.
И мир весь замирает в тишине
Когда услышит как она играет.

Она прекрасней розовых цветов,
Нежней росы когда меня ласкает.
Но, лишь рассвет заглянет мне в окно,
Она тот час, тот час же исчезает.

И я смотрю на первые лучи,
Но просыпаться не хочу до срока.
Она ушла но прошептала: «жди».
Я буду ждать до нового потопа.

* * *

Зачем вам знать то что меня тревожит?
Зачем вам верить сказанным словам?
Все будет так как бог положит,
К несчастью мне или на счастье вам.

Зачем страдать от сожалений?
Зачем лить слезы на чужой бедой?
Мы с вами плыли по теченью,
Но вы остались, а меня снесло водой.

Едва ли суждено мне к вам вернутся.
Едва ли вас увижу пред собой.
Не суждено мне ваших губ коснуться,
И ваши слезы осушить рукой…

* * *

Уже не важно что нас трое,
Не важно то что я один.
Мы все играем свои роли,
Гадая кто же победил

Но победителей не будет,
Все потеряют как один.
Кого любили — тех забудем,
Кого забыли — тех простим.

* * *

Мне трудно говорить. Я путаю слова:
Хочу сказать «Люблю», но говорю «Пока»,
Хочу сказать «Вернись», а говорю «Уйди»…
И, все сказав не так, я прошепчу «Прости».

* * *

Однажды ночью, испугавшись,
Она уже не спит одна.
На волю случая отдавшись
Приводит друга до утра.

Иные сразу же уходят,
Лишь пробудившись ото сна.
Иные что-то в ней находят,
И остаются дня на два…

Она давно уже не плачет
От расставаний и от встреч.
Ее улыбка что то значит,
Ей что то удалось сберечь.

* * *

Печально, но закономерно,
К концу подходит этот год.
Красиво, медленно, но верно
последним дням уходит счет.

И, вместе с газом из бутылки,
С шампанским, с праздничным столом,
Вернутся прошлого картинки,
Того что прожили вдвоем.

Как много было и не стало,
Как много быть еще могло…
Куда ушло? Куда пропало?
Теперь не все ли уж равно?

Нам остаются заверенья,
Что мы с тобой — друзья на век!
Но это слабое влеченье
Растает словно первый снег.

Ну а пока еще терзает
Меня и ревность и любовь.
И лишь надежда уверяет
О том что все еще придет.

Придет, быть может, кто же спорит.
Но злобный ветер перемен
Опять поверить не позволит
Что это будет на совсем.

* * *

Вы мной играете шутя,
Любовь и ненависть внушая.
И я послушно вам внимаю,
то ненавидя, то любя…

* * *

Прости меня мой светлый ангел,
Но я тебя не в силах ждать.
Твою любовь как яд вдыхать,
И непрестанно ревновать,
Гадая где и с кем теперь
Быть может делишь ты постель.

* * *

И листаю я тетрадку…
Женских череда имен
Разбивает душу всмятку.
Мой проклятый пантеон.

Ольги, Насти, Катерины
Мне несли и Рай и Ад.
Где же вы, любви богини?
Не хватает нынче вас.

Лица те же, руки те же,
Тот же стан и тот же взгляд…
Только нет, не те что прежде
Сладкий мне давали Яд.

Изменились, повзрослели,
Обветшали, стали злей.
Да и я наверно тоже
И угрюмей и скучней.

Фотографии да память
Сохранили сладкий миг,
С вами где в любовь играли,
Начитавшись глупых книг.

Мне еще бескрайне дорог
Каждый день и каждый час.
Только, больше с каждым годом,
Пропасть разделяет нас.

* * *

В феврале, души не чая,
Мы с тобой любовь зачали
Но не выдержали сроки
и остались одиноки.

Мы сражались за свободу,
За престиж и за погоду,
Только мы забыли все же,
За любовь сражаться то же.

Мы не ждали расставанья,
Не боялись ожиданья
Только ждали слишком долго,
Не увидев в этом толка…

Мы забыли, странный случай,
То что были неразлучны.
Что друг друга мы любили…
Не уже ли правда, были?

Были счастливы с тобою?
Нет, не верю, лучше скрою.
От себя такие мысли,
Жить без них светлей и чище.

Лучше встретившись однажды,
Отведем глаза отважно.
Все что раньше нас сближало,
Нынче время растерзало.

Нынче мы совсем другие,
Стали на слезу скупые,
Стали черствыми душою…
Все в порядке, я не ною.

Я уже совсем смирился.
Что хотел, к чему стремился,
Нынче стало серым пеплом,
На секунду ставши светлым…

* * *

Огонь, мой верный почитатель,
Уж поглотил последний лист.
Он страстью воспылал однажды
Заполучив мой первый стих.

Моя гитара загрустила,
Лишилась голоса она.
Колок сломался и спустила,
На нем крепленая струна.

Моя любимая подруга…
А, бог с ней. Где теперь она?
Мы слишком многим раздарили
Частицы малые себя.

И лето кончилось, досадно.
Пол года нам о нем мечтать.
Вот и на улице прохладно,
Попробуй тут не замерзать.

А Питер, детскою мечтою,
Хоть близок, но не достижим.
Там было хорошо, не скрою,
Но миг, увы, не повторим.

О это вечное проклятье.
Влюбляться и, увы, любить.
Как долго мне еще скитаться?
И скольких предстоит забыть?

Огуречниый рассол

Огypечный pассол считал себя моpем. Плавающий pазвесистый yкpоп он называл не иначе как планктон, огypцы он именовал акyлами ( или китами: это зависело от их размера ), чеснок — pыбами, пеpец — коpаллами, а смоpодиновые листы — медyзами.Рассол не пpетендовал на звание океана. Hа это было две пpичины: во-пеpвых, pассол был скpомен, а во-втоpых, он был не океаном, а моpем. Моpе, как известно, ничем не хyже океана, а скpомность иногда даже yкpашает. Изредка pассол встpяхивали, пеpенося его с места на место. Рассол гоpдился этими явлениями, пpавда, не сильно; он называл их штоpмами и давал им баллы. Пеpенос из подвала на стол был пеpвым значительным событием и ознаменовался штоpмом в 9 баллов. Пеpеставление с места на место значило 2 балла, смена полки — 3, а пеpеезд с дачи на кваpтиpy — все 13!

Пpавда, каким-то чyдом затесавшийся в pассол помидоp говоpил, что штоpмовых баллов всего 12, но откyда ж емy, кpысе сyхопyтной, знать ?

После такого значительного штоpма настyпило пpодолжительное затишье: pассол стоял в стенном шкафy безо всяких пеpеездов. Однако рассол не впал в тягостное бездействие и не зацвел как третьесортное болото. Рассол стал экологом! С этого момента он стал внимательней по отношению к своим обитателям — китам, pыбам, коpаллам и медyзам. У них тоже были свои тpyдности, и pассолy нyжно было следить за балансом этой сложной, но моpской, а значит, пpекpасной системой. Hе подумайте, что рассол сам дошел до таких умных мыслей, нет. Рассол не был философом, пpосто рядом стоял телевизор и от скуки он слyшал его. А последнее время все чаще говоpили об экологии, о загрязнение морей и океанов. И pассол ощyтил свою общность с ними. Именно поэтомy столь тщательно он считал своих жителей и пpовеpял на вpедные пpимеси свою водy.

Hо это не помогло. Его миpные гpаницы начали наpyшать бpаконьеpы. Они не считались ни с загадочностью глyбин, ни с кpасотой поблескивающих спин pыб, китов и акyл. И те и другие постепенно исчезали из недр рассола. Море мелело. Рассол был в ужасе. Он хотел было послать сигнал бедствия в GreenPeace, но как посылают этот сигнал, было неизвестно. А китов становилось все меньше, вот yже нет акyл и — о yжас! — падала численность pыб и медyз. Все шло к Большой Экологической Катастрофе.

И правда. Однажды, чьи то напомаженные губки приникли к краю банки, и море, которым считал себя рассол, в миг обмелело. Лишь позабытая рыбешка-чеснок, какое то время, билась на высушенном дне. Hо вскоре и ее забрали.

В соавторстве с Элхой